Интервью Б. Рассела: Что такое философия?
Обновление сайта - http://golubinski.ru/socrates/russel_filosofia.html
Category: философия
Заявление членов Ученого Совета Института философии РАН о концепции основ культурной политики
Философы против исследователей
Жесточайшим нападкам подвергалась атомистическая теория со стороны многих философов. Артур Шопенгауэр утверждал в своем сочинении «Мир как воля и представление», что химические атомы Берцелиуса являются лишь формой выражения тех относительных количеств, в которых вещества вступают друг с другом в химические соединения; поэтому следует считать атомы, по существу, лишь арифметическими понятиями, лишь «расчетными единицами» (Rechenpfennige). В другом сочинении - «О философии естествознания» - он бранит химиков, называя их «невежественными аптекарями, занимающими профессорские кафедры», и говорит, что они «с таким детским самомнением и с такой уверенностью толкуют об эфире и его колебаниях, об атомах и о прочих глупостях, как если бы они все это видели и трогали руками». В конце XIX столетия возникла целая школа физиков и философов, которая осуждала все попытки атомистической теории проникнуть во внутренний механизм явлений: эти философы признавали достойным изучения только непосредственное ощущение предметов внешнего мира и отвергали всякие стремления объяснять их наблюдаемые свойства (их цвет, твердость, температуру и т. п.) при помощи атомов, которые настолько малы, что наши органы чувств не могут их наблюдать непосредственно. (Уничтожающую критику учений этой философской школы можно найти в книге В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».) Выдающиеся представители этой школы (Мах, Дюгем, Оствальд) выставляли против теории атомов те же самые возражения, какие в свое время выставил Шопенгауэр. Все они единодушно сходились в том, что «атомистической теории следовало бы уже давно истлеть в пыли библиотек», как выразился Вильгельм Оствальд в своих лекциях по философии природы, которые он читал в Лейпцигском университете летом 1901 года.
Из книги Матвея Бронштейна "Атомы и электроны"
Из книги Матвея Бронштейна "Атомы и электроны"
Акулинин В.Н. Философия всеединства
Наткнулся в сети на книгу. Прочитал еще только несколько страниц, но, судя по ним, книга очень грамотная, серьезная. То, что такая работа могла быть написана в 1990 г. внушает глубочайшее почтение. Мало кто тогда глубоко изучал русскую религиозную философию 19 - начала 20 века. Владимир Николаевич Акулинин - доцент Новосибирского университета.
Добродетель свободы
порочность — это рабское свойство.
А добродетель присуща свободе.
А добродетель присуща свободе.
Зло не справедливо
делать людям зло или поступать несправедливо - одно и то же
Ксенофонт: Глава 10. Отучение жены от косметических средств
И приучение к укреплению тела заботами о хозяйстве:)
Сократ о правителе
Цари и правители, говорил Сократ, – не те, которые носят скипетр или избраны кем попало или получили власть по жребию или насилием или обманом, но те, которые умеют управлять.
Сократ о страхе выступления на публике
– В собраниях, – отвечал Сократ, – на которых ты бываешь вместе с государственными деятелями: когда они советуются с тобою о чем-нибудь, я вижу, ты подаешь им прекрасные советы, и, когда они делают какую ошибку, ты правильно их критикуешь.
(4) – Не одно и то же, Сократ, – сказал Хармид, – разговаривать в частном кругу и участвовать в дебатах перед публикой.–
Однако, – возразил Сократ, – кто умеет считать, тот нисколько не хуже считает перед публикой, чем один, и кто у себя отлично играет на кифаре3, тот и перед публикой лучше всех играет.(
5) – Но разве ты не видишь, – заметил Хармид, – что стыд и страх врождены человеку и гораздо сильнее проявляются в публичных собраниях, чем в частных кружках?–
Вот у меня и явилось намерение и тебе показать, что ты, не чувствуя застенчивости перед самыми умными и страха перед самыми сильными людьми, стесняешься говорить перед самыми глупыми и слабыми людьми. (6) Неужели ты стесняешься валяльщиков, башмачников, плотников, кузнецов, земледельцев, купцов, рыночных торговцев, думающих только о том, чтоб им купить что-нибудь подешевле и продать подороже? А ведь из всех их и состоит Народное собрание4. (7) Чем же отличается, как ты думаешь, твой образ действий от действий человека, который побеждает профессиональных атлетов и боится профанов? Ты легко говоришь с первыми в государстве лицами, из которых иные смотрят на тебя свысока, и далеко превосходишь людей, специально готовящихся быть народными витиями, но из страха быть осмеянным не решаешься говорить перед людьми, которые никогда не думали о государственных делах и не смотрели на тебя свысока.
(4) – Не одно и то же, Сократ, – сказал Хармид, – разговаривать в частном кругу и участвовать в дебатах перед публикой.–
Однако, – возразил Сократ, – кто умеет считать, тот нисколько не хуже считает перед публикой, чем один, и кто у себя отлично играет на кифаре3, тот и перед публикой лучше всех играет.(
5) – Но разве ты не видишь, – заметил Хармид, – что стыд и страх врождены человеку и гораздо сильнее проявляются в публичных собраниях, чем в частных кружках?–
Вот у меня и явилось намерение и тебе показать, что ты, не чувствуя застенчивости перед самыми умными и страха перед самыми сильными людьми, стесняешься говорить перед самыми глупыми и слабыми людьми. (6) Неужели ты стесняешься валяльщиков, башмачников, плотников, кузнецов, земледельцев, купцов, рыночных торговцев, думающих только о том, чтоб им купить что-нибудь подешевле и продать подороже? А ведь из всех их и состоит Народное собрание4. (7) Чем же отличается, как ты думаешь, твой образ действий от действий человека, который побеждает профессиональных атлетов и боится профанов? Ты легко говоришь с первыми в государстве лицами, из которых иные смотрят на тебя свысока, и далеко превосходишь людей, специально готовящихся быть народными витиями, но из страха быть осмеянным не решаешься говорить перед людьми, которые никогда не думали о государственных делах и не смотрели на тебя свысока.
Сократ, как первооткрыватель социальных сетей, или философия зафренживания
Как-то в другой раз Антифонт в разговоре с Сократом сказал:
— Сократ! Конечно, честным я тебя считаю, но умным — ни в каком случае; да, мне кажется, и сам ты это сознаешь: по крайней мере, ты ни с кого не берешь денег за свои беседы. А между тем, плащ, дом или другую какую вещь, принадлежащую тебе, ты никому не отдашь не только даром, но даже и дешевле ее стоимости, потому что знаешь, что она стоит денег. (12) Отсюда ясно, что если бы ты и беседы свои считал имеющими хоть какую-нибудь ценность, то и за них брал бы не меньше их стоимости. Таким образом, честным, пожалуй, тебя можно назвать за то, что ты не обманываешь людей с корыстной целью, но умным — нет, если твои знания ничего не стоят.
(13) Сократ на это отвечал:
— Антифонт! У нас3 принято думать, что из красоты и знаний можно делать равно и благородное и гнусное употребление. Так, красоту если кто продает за деньги кому угодно, того обзывают распутником; а если кто знает, что его любит человек благородный, хороший и делает этого человека своим другом, то мы считаем его нравственным. Точно так же, кто продает свои знания за деньги кому угодно, тех обзывают софистами4; а кто, заметив в человеке хорошие способности, учит его всему хорошему, что знает, и делает своим другом, про того мы думаем, что он поступает, как следует доброму гражданину. (14) Во всяком случае, Антифонт, как другие любят хорошую лошадь, собаку, птицу, так и я, да еще больше, люблю добрых друзей, учу их всему хорошему, что знаю, знакомлю их с другими, от которых, я думаю, они могут позаимствовать что-нибудь полезное для добродетели. Также книги древних мудрецов, в которых они оставили нам свои сокровища, я раскрываю и читаю вместе с друзьями, и, если мы находим что-нибудь полезное, мы заимствуем это и считаем большой выгодой для себя, что становимся друг другу полезны.
Когда я слышал такие разговоры, мне казалось, что и сам он — счастливый человек и что слушателей своих ведет к нравственному совершенству.
(15) В другой раз как-то Антифонт спросил его, почему он, думая, что делает других способными к государственной деятельности, сам не занимается ею, если правда, что в ней смыслит.
Сократ отвечал:
— А в каком случае, Антифонт, я больше занимался бы государственными делами, — если бы один занимался ими, или если бы заботился, чтобы было как можно больше людей, способных заниматься ими?
— Сократ! Конечно, честным я тебя считаю, но умным — ни в каком случае; да, мне кажется, и сам ты это сознаешь: по крайней мере, ты ни с кого не берешь денег за свои беседы. А между тем, плащ, дом или другую какую вещь, принадлежащую тебе, ты никому не отдашь не только даром, но даже и дешевле ее стоимости, потому что знаешь, что она стоит денег. (12) Отсюда ясно, что если бы ты и беседы свои считал имеющими хоть какую-нибудь ценность, то и за них брал бы не меньше их стоимости. Таким образом, честным, пожалуй, тебя можно назвать за то, что ты не обманываешь людей с корыстной целью, но умным — нет, если твои знания ничего не стоят.
(13) Сократ на это отвечал:
— Антифонт! У нас3 принято думать, что из красоты и знаний можно делать равно и благородное и гнусное употребление. Так, красоту если кто продает за деньги кому угодно, того обзывают распутником; а если кто знает, что его любит человек благородный, хороший и делает этого человека своим другом, то мы считаем его нравственным. Точно так же, кто продает свои знания за деньги кому угодно, тех обзывают софистами4; а кто, заметив в человеке хорошие способности, учит его всему хорошему, что знает, и делает своим другом, про того мы думаем, что он поступает, как следует доброму гражданину. (14) Во всяком случае, Антифонт, как другие любят хорошую лошадь, собаку, птицу, так и я, да еще больше, люблю добрых друзей, учу их всему хорошему, что знаю, знакомлю их с другими, от которых, я думаю, они могут позаимствовать что-нибудь полезное для добродетели. Также книги древних мудрецов, в которых они оставили нам свои сокровища, я раскрываю и читаю вместе с друзьями, и, если мы находим что-нибудь полезное, мы заимствуем это и считаем большой выгодой для себя, что становимся друг другу полезны.
Когда я слышал такие разговоры, мне казалось, что и сам он — счастливый человек и что слушателей своих ведет к нравственному совершенству.
(15) В другой раз как-то Антифонт спросил его, почему он, думая, что делает других способными к государственной деятельности, сам не занимается ею, если правда, что в ней смыслит.
Сократ отвечал:
— А в каком случае, Антифонт, я больше занимался бы государственными делами, — если бы один занимался ими, или если бы заботился, чтобы было как можно больше людей, способных заниматься ими?
