В 1970 году, вслед за назначением Михалкова председателем правления Союза писателей СССР, в Комитет поступила
анонимка. Автор сообщал, что всем членам правления стало известно, что Сергею Владимировичу за плодотворную работу на
органы госбезопасности пожалован чин генерала. Его, дескать,
даже кто-то видел в окне личного кабинета на Лубянке, когда
он облачался в генеральский мундир, увешанный орденами и
медалями. Каждый год 20 декабря — в день создания органов
ВЧК—КГБ— Михалков собирает в своем кабинете особо приближённых лиц и первый тост произносит во славу органов
госбезопасности, заявляя, что себя тоже считает чекистом...
Для руководства Пятого (идеологического) управления КГБ
СССР, которое в то время держало под прицелом всю интеллигенцию страны, в том числе и творческие Союзы писателей,
композиторов, художников, не было секретом, что распространителем слухов о принадлежности Михалкова к органам гэбэ
(что соответствовало действительности!) является композитор
Богословский. [В книге есть история и о том, как КГБ завербовал французского посла с помощью шантажа, организованного с участием С.Михалкова и Н.Кончаловской].
В КГБ восприняли анонимку как очередной розыгрыш Богословского, несмотря на то, что исполнена она была не рукой
композитора. А всё потому, что Никита Владимирович хорошо
знал, что такое графология, и как умело ею пользуются эксперты
Пятого управления. К тому же, юристы предупреждали...
Как оказалось, анонимка была лишь пристрелочным выстрелом, а «огонь на поражение» не заставил себя ждать.
Широко известен розыгрыш Богословского, когда в результате многоходовой головоломной операции, задействовав своих
знакомых из Министерства связи, друзей-писателей и композиторов, он направил в адрес руководства Союза писателей СССР
поздравительную телеграмму от имени Президиума Верховного Совета Союза ССР. Всё — чин чином, бланк правительственный, подписи на месте — придраться не к чему!
В телеграмме сообщалось, что через месяц Сергею Владимировичу Михалкову будет присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и Золотой
медали. Учтено было даже время поступления телеграммы в
правление Союза писателей — она пришла, когда Михалков
находился в отпуске и был недосягаем и, главное, — в блаженном неведении!
В телеграмме предлагалось провести чествование новоиспеченного Героя широко, не считаясь с затратами, придав событию
достойный случаю мощный общественный резонанс.
После этого во всех творческих Союзах пошли обсуждения,
пересуды, обмен мнениями. Все ждали возвращения кандидата
в юбиляры...
Ко времени возвращения Михалкова в Москву вся столичная
богема уже свыклась с тем, что награждение неминуемо.
На этом и был построен богословский расчёт: чем больше
людей будет знать о предстоящем награждении, тем больше
будет звонков и поздравлений в адрес юбиляра. Как следствие — тем больше он сам уверует в то, что награждение — не блеф, но явь, которая вот-вот обретёт реальные очертания в виде золотого пятиконечника звезды рядом с орденским платиновым
барельефом Вождя на лацкане пиджака...
Через день-два после возвращения Сергея Владимировича
из отпуска к нему в кабинет явилась представительная делегация
из маститых писателей, литераторов и композиторов во главе с
первым заместителем Марковым.
Он выступил вперед и от имени присутствующих произнёс
панегирик, по окончании которого прозрачно намекнул, что
наиболее преданные юбиляру и социалистическому реализму
творческие работники не отказались бы выразить свою радость
во время застолья.
Михалков с готовностью достал из шкафа дежурную бутылку коньяка.
«Ну, нет, Сергей Владимирович! Бутылкой коньяка вы на
этот раз не отделаетесь! — запротестовала публика. — Стол,
и только обильный стол в хорошем ресторане может стимулировать красноречие поклонников вашего таланта... Тем более,
Никита Владимирович Богословский уже положил на музыку
здравицу в вашу честь...»
Богословский— сама скромность— притаился серой мышкой в углу и только головой кивал. Всем своим видом старался
показать, что он — человек маленький, случайно оказавшийся
в этой представительной делегации маститых ходоков...
В общем, то, что тогда Богословскому удалось выставить из
денег Михалкова,— факт широко известный. Накрыл-таки Сергей Владимирович стол в подмосковном ресторане «Русь»...
Но, повторяю, товарищи офицеры, о том, что Михалков
вынужден был устроить банкет по случаю присвоения ему
звания Героя, знали все. А вот о том, что произошло там, в
банкетном зале, известно было немногим, а сегодня об этом
помнят единицы...
Мы за ценой не постоим...
Наталья Кончаловская, жена Михалкова, решила появиться
на званом ужине в обновке. Заказала портнихе роскошное платье, ну, там рюшечки, оборочки всякие. Но главное достоинство
наряда было в ткани. Ткань, разумеется, импортная, была немыслимо дорогой и, конечно же, редкой.
Отоваривался творческий люд в специализированном магазине. Сейчас уж и не вспомню, как он назывался, то ли «Лавка
литератора», то ли «Лавка писателя». Доступ туда имели только
маститые члены Союза писателей, художников и композиторов
СССР. Вход — строго по предъявлении членского билета.
Эта бестия Богословский заранее все просчитал и, зная, что
Кончаловская обязательно пошьет себе новое платье по случаю
выхода в свет, заявился в «Лавку».
Голосом столичного администратора, приехавшего с гастролями в провинциальный городишко, скомандовал:
«Так! Немедленно покажите мне, из какой ткани взяла себе
отрез на платье Наталья Петровна!»
«Кончаловская?»
«Ну, а кто же ещё?!» — вскипел Богословский.
«Да вот, — вытаскивая штуку материи из-под прилавка,
говорит оробевшая под натиском знаменитого композитора
продавщица, — отсюда...»
«Я забираю весь рулон!» — заявил Богословский.
«Да он же немыслимых денег стоит!»
«Ничего, — ответил вошедший в раж пересмешник, —
Сергей Владимирович нынче при деньгах, они и расплатятся
с вами... Сейчас они очень заняты, поэтому поручили забрать
оставшуюся ткань мне! Вы же сама женщина, и понимаете,
каково оказаться в одной компании в двух одинаковых платьях.
Тем более, что круг будет очень узким. Не более десяти пар.
Вы представляете, что произойдёт, если на ком-то будет такое
же платье, как на Наталье Петровне! Это же — конфуз, позор!
Она этого пе переживет! Давайте, давайте живее всю штуку\
А деньги, как я вам уже сказал, Сергей Владимирович подвезут
на днях...
Кстати, вы разве не слышали, что ему вот-вот должны присвоить звание Героя Социалистического Труда?! Это для нас,
рядовых смертных, важнейшим из искусств является искусство
достать деньги, а для него — нет!»
«Батюшки святы, радость-то какая! Передавайте наши поздравления Сергею Владимировичу! Но деньги пусть завезёт
при первой же оказии!»
«Всенепременно-с...»
Надо сказать, что в «Лавке» Богословского знали как постоянного клиента и поэтому верили на слово.
Беспримерный ловелас, он каждую свою новую пассию, —
как правило, это были девочки из провинции, — норовил
затащить в «Лавку». С одной целью — пустить пыль в глаза
провинциалке. Знай, мол, лимита, с кем дело имеешь— передо
мной все двери открыты нараспашку. Будешь покладистой и
сговорчивой — всей этой роскошью я тебя осыплю!
«Декорации расставлены. Мотор!»
Из «Лавки» Богословский со штукой материи под мышкой
помчался в «Русь».
«Когда и в каком зале будет праздновать свой юбилей Гертруда?»
«Какая-такая Гертруда?»
«Да никакая не Гертруда, а Герой Соцтруда Михалков
Сергей Владимирович! Гертруда — это его последнее прозвище — Герой Труда!»
«А-а... Так это будет послезавтра, в шесть вечера... Вот здесь,
в малом банкетном зале...»
«Значит так, милейший! — тоном сержанта сверхсрочника
скомандовал Богословский. — Вот вам материя... Сергей Владимирович желают, чтобы зал был задрапирован именно ею!
Особенно та часть стены, где он будет сидеть с супругой. Все
ясно? Завтра вечером я наведаюсь и проинспектирую, всё ли
сделано так, как того пожелал Гертруда... Приступайте!»
* * *
Супруги Михалковы—Кончаловские задержались и появились на званом ужине, когда все гости — писатели с женами —
уже успели устроиться за столом и оживленно обсуждали
интерьер. Особый интерес у присутствовавших вызывала
драпировка стен банкетного зала.
«Послушайте, любезный, — обратилась жена придворного
писателя Вадима Кожевникова к стоящему в позе часового у
Мавзолея метрдотелю, — у вас что, лучшей материи для драпировки зала не нашлось? Это ж черт знает что! Драпировать
стены банкетного зала каким-то веселеньким кримпленчиком!
Можно подумать, мы в привокзальный кабак попали... С ума
можно сойти! Судя по расценкам вашего ресторана, вы могли
бы позволить себе не какой-то кримплен на стены, а настоящие
гобелены! Уж я-то в них толк знаю!»
«Ни в коем разе, уважаемая! — ответствовал служка. —
Сергей Владимирович лично выбирали ткань, и зал декорирован по его указанию! Героям, поди, виднее, чем драпировать
стены...»
Дискуссия была прервана появлением в проеме двери юбиляра под руку с женой.
Все приглашенные вскочили и как истуканы уставились
на Кончаловскую. На ней было платье из той самой материи,
которой... был задрапирован зал!
Немая сцена из «Ревизора».
Намётанный глаз дочери художника Наталью Петровну
не подвёл: она сразу увидела, что в своем роскошном платье
сама является составной частью интерьера. И где?! В каком-то
кабаке!!
Мгновение, и она бросилась прочь. Сергей Владимирович
лишь успел прокричать ей вслед:
«Вы куда, Наталья Петровна?!»
Но Кончаловской уже и след простыл.
Кто-то ринулся к выходу, кто-то, наоборот, стал накладывать
себе в тарелку экзотические разносолы — не пропадать же добру из-за какой-то драпировки!
Богословский успокоил собравшихся:
«Думаю, Сергею Владимировичу не помешает репетиция
перед вхождением в герои... Он ведь им всё равно станет, поверьте моему чутью... Так что, друзья, пейте и ешьте в своё
удовольствие!
Думаю, что когда наш Дядя Степа действительно будет представлен к Золотой Звезде, то вы такого стола уже не увидите...
Так что, постарайтесь напиться впрок! Будет что вспомнить.
Хотя, хмелеть по памяти невозможно... А жаль!»
Слова Богословского оказались пророческими. Когда Михалкову вручили Золотую Звезду Героя, он на следующий же
день укатил куда-то за рубеж. Подальше от «Руси»...
