Судоплатов: о судьбе репрессированных разведчиков и о священнике-двойном агенте.
В начале войны мы испытывали острую нехватку в квалифицированных
кадрах. Я и Эйтингон предложили, чтобы из тюрем были освобождены бывшие
сотрудники разведки и госбезопасности. Циничность Берии и простота в решении
людских судеб ясно проявились в его реакции на наше предложение. Берию
совершенно не интересовало, виновны или невиновны те, кого мы рекомендовали
для работы. Он задал один-единственный вопрос:
-- Вы уверены, что они нам нужны?
-- Совершенно уверен,-- ответил я.
-- Тогда свяжитесь с Кобуловым, пусть освободит. И немедленно их
используйте.
Я получил для просмотра дела запрошенных мною людей. Из них следовало,
что все были арестованы по инициативе и прямому приказу высшего руководства
-- Сталина и Молотова. К несчастью, Шпигельглаз, Карин, Мали и другие
разведчики к этому времени были уже расстреляны.
После освобождения некоторые мои близкие друзья оказались без жилья в
Москве: их семьи были выселены из столицы. Все они поселились у меня на
квартире, на улице Горького, в доме, где находился спортивный магазин
"Динамо". Этажом выше была квартира Меркулова, первого заместителя Берии,
который иногда спускался ко мне, если надо было обсудить что-нибудь срочное.
Обе наши квартиры использовались также как явочные для встреч с иностранными
дипломатами. Случилось так, что Меркулов позвонил мне как раз в тот момент,
когда в гостиной сидели мои постояльцы, и, поскольку он собирался зайти,
чтобы поговорить о неотложных делах, пришлось спрятать их в спальне, чтобы
избежать встречи наркома с недавно выпущенными на свободу бывшими
"преступниками".
Из четырех друзей, живших у меня на квартире, очень опытным сотрудником
был Каминский -- он оставался у меня до тех пор, пока его не послали в
Житомир, в тыл к немцам. В пенсне и костюме-тройке Каминский напоминал
типичного французского бизнесмена. Провожая его, моя жена не смогла сдержать
слез. Сам Каминский излучал оптимизм. По его словам, он по-настоящему
счастлив, что его снова привлекли к работе. Перемежая свою речь французскими
анекдотами, чтобы немного успокоить мою жену, Каминский говорил, что для
него это большая удача, даже если ему и суждено умереть. Его выдали сразу же
после приземления в Житомире. Это сделал священник, агент местного НКВД,
который к этому времени уже сотрудничал с гестапо. Каминский сразу
почувствовал засаду, устроенную на явочной квартире, и застрелился. О его
судьбе мы узнали через три или четыре месяца. Все, кто находился рядом с
ним, были блокированы и убиты в перестрелке. Другие чекисты, освобожденные
из тюрьмы и ранее уволенные, приступили к работе в органах, но с понижением
в должности. Большинство из них были засланы во главе спецгрупп в тыл к
немцам. Часть из них погибла, но некоторые -- Медведев и Прокопюк --
получили звание Героя Советского Союза за успешные партизанские операции в
тылу у немцев.
кадрах. Я и Эйтингон предложили, чтобы из тюрем были освобождены бывшие
сотрудники разведки и госбезопасности. Циничность Берии и простота в решении
людских судеб ясно проявились в его реакции на наше предложение. Берию
совершенно не интересовало, виновны или невиновны те, кого мы рекомендовали
для работы. Он задал один-единственный вопрос:
-- Вы уверены, что они нам нужны?
-- Совершенно уверен,-- ответил я.
-- Тогда свяжитесь с Кобуловым, пусть освободит. И немедленно их
используйте.
Я получил для просмотра дела запрошенных мною людей. Из них следовало,
что все были арестованы по инициативе и прямому приказу высшего руководства
-- Сталина и Молотова. К несчастью, Шпигельглаз, Карин, Мали и другие
разведчики к этому времени были уже расстреляны.
После освобождения некоторые мои близкие друзья оказались без жилья в
Москве: их семьи были выселены из столицы. Все они поселились у меня на
квартире, на улице Горького, в доме, где находился спортивный магазин
"Динамо". Этажом выше была квартира Меркулова, первого заместителя Берии,
который иногда спускался ко мне, если надо было обсудить что-нибудь срочное.
Обе наши квартиры использовались также как явочные для встреч с иностранными
дипломатами. Случилось так, что Меркулов позвонил мне как раз в тот момент,
когда в гостиной сидели мои постояльцы, и, поскольку он собирался зайти,
чтобы поговорить о неотложных делах, пришлось спрятать их в спальне, чтобы
избежать встречи наркома с недавно выпущенными на свободу бывшими
"преступниками".
Из четырех друзей, живших у меня на квартире, очень опытным сотрудником
был Каминский -- он оставался у меня до тех пор, пока его не послали в
Житомир, в тыл к немцам. В пенсне и костюме-тройке Каминский напоминал
типичного французского бизнесмена. Провожая его, моя жена не смогла сдержать
слез. Сам Каминский излучал оптимизм. По его словам, он по-настоящему
счастлив, что его снова привлекли к работе. Перемежая свою речь французскими
анекдотами, чтобы немного успокоить мою жену, Каминский говорил, что для
него это большая удача, даже если ему и суждено умереть. Его выдали сразу же
после приземления в Житомире. Это сделал священник, агент местного НКВД,
который к этому времени уже сотрудничал с гестапо. Каминский сразу
почувствовал засаду, устроенную на явочной квартире, и застрелился. О его
судьбе мы узнали через три или четыре месяца. Все, кто находился рядом с
ним, были блокированы и убиты в перестрелке. Другие чекисты, освобожденные
из тюрьмы и ранее уволенные, приступили к работе в органах, но с понижением
в должности. Большинство из них были засланы во главе спецгрупп в тыл к
немцам. Часть из них погибла, но некоторые -- Медведев и Прокопюк --
получили звание Героя Советского Союза за успешные партизанские операции в
тылу у немцев.
